С. Хорвиц анализирует работу Хары Эстрофф Марано (Hara Estroff Marano, р. 1941), согласно которой игра есть связанная правилами деятельность, результат которой, как правило, неизвестен. Таким образом в игре дети учатся справляться с неожиданностями. Игра обостряет сообразительность и ускоряет мыслительные процессы, тем самым делая субъектов более устойчивыми ко всему, что готовит им жизнь [Марано, 2008].
Одновременно культ раннего развития привел к появлению феномена «маленьких старичков» – детей с усталыми глазами, которым ничего не хочется. «Средства массовой информации полны историй о мамах и папах, которые чрезмерно заботятся о своих детях, управляя каждым аспектом их жизни практически час за часом» [Horwitz, 2015, р. 8]. Эта форма воспитания проявляется в том, что у детей запланировано слишком много школьных и внешкольных мероприятий – от уроков музыки до спорта, включая волонтерскую работу и десятки иных вещей, насчет которых родители решили, что их детям это нужно [Там же]. По аналогии с «вертолетным родительством» такие практики с легкой руки Х. Э. Марано получили название «родители-снегоочистители» (snowplow parents), – пытающиеся устранить все препятствия с жизненного пути своих детей, но при этом оставляющие им крайне мало ответственности и самостоятельного выбора [Marano, 2008].
Избыточное беспокойство перед возможными опасностями, реальными или воображаемыми, родительская гиперопека и постоянный надзор приводят современных подростков к интеллектуальной и эмоциональной изнеженности. Родители-снегоочистители лишают своих детей опыта преодоления боли, потерь и неудач, а тем самым и способности справляться с трудностями и новизной ситуаций. «Попытка спасти детей от всех возможных неудач имеет тот же эффект, что и финансовая помощь в экономике: она поддерживает неэффективность и растрачивает ресурсы… Точно так же, как фирмы, оказавшиеся на попечении, могут стать экономическими зомби, экономически мертвыми, но все еще бродящими вокруг, поглощающими ресурсы, так и дети, оказавшиеся на финансовой помощи, спотыкаются в позднем подростковом и раннем взрослом возрасте, будучи не в состоянии проявить устойчивость перед лицом неудач и творческую инициативу перед лицом препятствий» [Horwitz, 2015, р. 9].
Для интерпретации этого нового состояния социализации, возникающего в условиях избыточной родительской заботы и постоянного надзора взрослых, С. Хорвиц переосмыслил конструкт Н. Талеба «антихрупкость» (antifragile) [Талеб, 2020]. Если дети воспитываются в тепличных условиях, не получая достаточно риска и негативного опыта, они не вырабатывают этого необходимого качества жизнестойкости, а, напротив, становятся квазихрупкими. Б. Кэмпбелл и Дж. Мэннинг нарекли это новое состояние подрастающих поколений культурой жертвы (victim culture), Г. Лукьянофф и Дж. Хайдт – изнеженностью разума (coddling of mind), отказывающегося воспринимать критическую и эмоционально задевающую информацию, а Х. Э. Марано увидела в этом процессе угрозу ослабления нации [Campbell & Manning, 2018; Lukianoff & Haidt, 2018; Marano, 2008].
Концепция защищенного детства появилась в викторианскую эпоху и предполагала создание особых пространств, где «дети могли бы получать образование, играть и учиться, не беспокоясь об уродливой реальности взрослого трудового мира и общественной жизни» [Horwitz, 2015, р. 9]. В дальнейшем ребенок стал восприниматься в культуре как нечто сверхценное, а риски относительно его безопасности все сильнее переоценивались большинством родителей, при том что реальное «количество преступлений против детей в целом значительно сократилось за последние несколько десятилетий» [Там же].
Последовательно используя свой подход, С. Хорвиц обнаруживает в педагогической культуре современности примеры когнитивных искажений. Он приводит отрывок из книги Ленор Скенази (Lenore Skenazy, р. 1959) «Дикорастущие детки» (free-range kids) [Skenazy, 2009]. «Многие родители вполне могли бы сказать: "О да, если дело касается безопасности моего ребенка, рисковать не стоит!". Однако, несмотря на всю их убежденность, действия этих родителей свидетельствуют об обратном. Если бы родители были последовательны в своих убеждениях, они никогда бы не посадили свое чадо в машину. Ведь автомобильные аварии являются основной причиной смерти детей. Тем не менее родители готовы идти на этот риск, но гораздо менее охотно они позволяют своим детям принять, например, хэллоуинские конфеты от незнакомцев, хотя ни одного подтвержденного случая отравления хэллоуинскими конфетами не задокументировано» [Skenazy, 2009, р. 62].
Будучи профессиональным экономистом, С. Хорвиц предложил посмотреть на социализацию в условиях современности со стороны, то есть освежить замыленность педагогического взгляда посредством смены оптики – применить для описания воспитательных практик категориальную сеть экономического научного мышления. «Почти для любого примера, который можно придумать, существует компромисс между безопасностью и вознаграждением, которое человек получает от деятельности. Почти все, что мы делаем, сопряжено с элементом риска, так что единственный способ получить вознаграждение – это принять на себя некоторую долю риска и тем самым уменьшить свою безопасность в самом широком смысле этого слова» [Там же].
Такой подход рассматривает воспитание как систему взросления, содержащую прибыли и убытки. «Когда дети делают все правильно, они должны пожинать плоды, но когда они ошибаются, они также должны платить цену» [Там же]. Лишая детей возможности пережить психологический эквивалент потери, родители-снегоочистители потенциально ослабляют своих детей и делают их не способными эффективно справляться с вызовами современного мира. По иронии судьбы, во имя защиты детей практикуя то, что современные взрослые считают правильным воспитанием и образованием, они могут нанести психологический вред и ослабить те социальные навыки, которые поддерживают принуждение в демократических обществах на минимальном уровне [Там же].
Многие социальные науки при описании человеческих взаимодействий используют сегодня теорию игр. В этом ракурсе все институциональные механизмы можно рассматривать как игры в широком смысле слова. «Отказ детям в свободе самостоятельного исследования лишает их важных возможностей обучения, помогающих развивать не только независимость и ответственность, но и целый ряд социальных навыков, необходимых для жизни с другими людьми в свободном обществе. Если этот аргумент верен, стратегии воспитания и законы, которые мешают детям играть в одиночку, представляют серьезную угрозу для либеральных обществ, изменяя сами настройки по умолчанию с "выяснить, как решить этот конфликт самостоятельно" на "применить силу и/или обратиться при возникновении конфликта к третьим лицам"» [Horwitz, 2015, р. 10]. С. Хорвиц отмечает, что это одна из «уязвимостей демократий», на которую обратил внимание в своей книге упоминавшийся выше В. Остром [Ostrom, 1997]. Общество, допускающее ослабление у подрастающих поколений выработку этих социальных навыков, тем самым лишает своих детей опыта успешных социальных взаимодействий. Характеризующие свободную детскую игру навыки нахождения компромисса и эмпатии, потребность в том, чтобы люди были достаточно счастливы и соглашались вступать в игру, т. е. принимали и добровольно следовали институциональным правилам, необходимы для управления общими ресурсами и во многих других ситуациях разрешения конфликтов.
Если люди массово не обучаются решать свои проблемы через демократическое самоуправление, то на этой почве вырастают риски появления посредников – пресловутого сильного государства, авторитета и авторитаризма. «Если мы утратим навыки, необходимые для совместного разрешения конфликтов, нетрудно представить, что люди быстро обратятся для их разрешения либо к внешним органам, таким как государство, либо потребуют исчерпывающий список явных правил там, где составить такой список невозможно» [Horwitz, 2015, р. 12].
Однако недостаточно попросту заявить, что идеалом демократической культуры является переход от конфликта к сотрудничеству, важно не только установить механизмы такого перехода и научить ими пользоваться, но и дать возможность осуществиться тем педагогическим практикам, которые воспитывают эту готовность к сотрудничеству. Как показывает С. Хорвиц, по большей части практики самоуправления рождаются в свободной игре или в играх без присмотра. Такие игры сохраняют свою значимость не только для мира детства, но и для демократической культуры свободного общества, т. е. общества, в котором практики принуждения сведены к минимуму. «Либеральные общества – это общества, в которых люди научились решать проблемы, используя все эти навыки, избавляясь от необходимости прибегать к насилию или какой‑либо внешней угрозе. Развитие этих навыков является центральной, хотя и в значительной степени невидимой, основой мирного человеческого взаимодействия и сотрудничества, помогающего обществам оставаться такими же либеральными и свободными, какими они являются» [Horwitz, 2015, р. 12].
Более того, игра без присмотра, или свободная игра, подспудно обучает детей культуре достоинства. «Игра без присмотра дает детям возможность научиться управлять и быть управляемым, но делает это с необходимостью их согласия и возможностью выхода (из игры), а также помогает им понять, что представляет собой законная власть, и готовит их к участию в демократических процессах общества, управляемого правилами» [Там же].
Согласно С. Хорвицу, рост культуры жертвы [Campbell & Manning, 2018] и психология поколения снежинок (generation snowflake) [Твенге, 2019] обусловлены тем, что современные подростки социализировались в условиях, лишенных опыта свободной игры. Это как имеет свои последствия для благополучной взрослой жизни (в том числе сексуальной)*, так и несет угрозу демократическим обществам [Ostrom, 1997] и свободе слова [Lukianoff & Haidt, 2018]. «Без развития способности к компромиссу и сопереживанию или опыта обсуждения правил и ведения трудных разговоров о конфликте неудивительно, что студенты колледжа могут захотеть, чтобы внешний авторитет (например, администрация колледжа или судебные органы) урегулировал конфликты, или предложил явный набор правил, регламентирующих, что хорошо, а что нет» [Horwitz, 2015, р. 12]. Если изменившиеся практики социализации в современной культуре порождают взрослых, не обладающих навыками самоуправления и решения проблем, участия в творчестве и соблюдения правил, то они легко передадут власть партийной политике, государству или иным формам внешнего принуждения. Психологическим результатом этих процессов будет утрата жизнестойкости и субъектности, а социальным – «медленное разрушение либерализма и демократии», предупреждает С. Хорвиц [Там же].