Можно выделить некоторые способы «защиты» от конфликтных ситуаций, к которым прибегают учителя. Мы полагаем, что данные нашего исследования могут не давать полного представления о возможных способах, однако представляется важным зафиксировать полученные результаты:
1. Ограничение, преобразование или сокращение контента, демонстрируемого детям: «Я историк. На уроках истории всегда вырезаю в видеофильмах, где людей убивают. Грань очень… Родители очень любят писать жалобы и называть это давлением на психику ребенка. Так вот, сексуальные всякие разные картинки относятся к развращению малолетних, а это статья. Вот эта вот грань, когда у тебя есть статья „за развращение малолетних“, и вроде это есть в книге, и ты это никуда не вырежешь, — поэтому учитель должен вырезать» (женщина, 22 года, учитель обществознания, Москва). Ограничение, преобразование или сокращение может происходить путем вырезания сцен, пропуска параграфов, умалчивания деталей биографии: «Я обнаружила, что меня смущают темы, — не то что смущают, не всегда понимаю, насколько это важно, но это как бы самое интересное, — я обнаружила, что в биографиях российских писателей очень много разных пикантных подробностей: кто жил втроем, кто жил в других разных отношениях, всякие темы, тоже связанные с гомосексуальностью, или темы, например, связанные с влюбленностью. Я вчера думала, нужно ли в итоге рассказывать про Жуковского, что он влюбился, будучи 25-летним, в 15-летнюю девочку, добивался ее руки, и вот насколько им все это нужно знать. Здесь возникает всегда вопрос, насколько, правда, важно про это рассказывать. Потому что, с одной стороны, это как бы важная часть биографии, она как-то отражается в том числе в творчестве, с другой стороны, иногда я думаю, не будет ли это слишком травмирующим, например» (женщина, 28 лет, учитель литературы, Москва). К этой же категории можно отнести полное избегание каких-либо тем как в личном общении с детьми, так и в рамках уроков: например, пропуск учителем урока о репродуктивной системе организма. Само по себе ограничение детей от небезопасного контента и, наоборот, ограничение небезопасного контента для детей является естественной мерой защиты детской психики. Однако под влиянием опасений и представлений преподавателя фрагменты художественных и документальных произведений и исторические факты могут приобретать новую, возможно неверную, трактовку.
2. Отделение собственной точки зрения от материала: «У нас есть тема „девиантное отклоняющееся поведение“, и там в том числе в учебнике перечисляется и гомосексуализм. И дети… Естественно, я считаю, что это неправильно (информант имеет в виду причисление гомосексуализма к девиантному поведению. — Прим. автора, П. К.). И дети, когда меня об этом спрашивали, я сначала пятнадцать раз произнесу фразу, что это моя точка зрения. Дальше я ее выскажу, что — я ее высказываю всегда — если два человека занимаются вдвоем тем, что им нравится, и если оба с этим согласны, то это их дело и никого оно больше не касается» (женщина, 30 лет, учитель обществознания, Московская область). Являясь логичным и обоснованным механизмом, отделение собственной точки зрения от материала одновременно является весьма спорным решением. Открытым остается этический вопрос о том, насколько фиктивным является такое разделение позиций, ведь озвученные суждения так или иначе воспринимаются ребенком как мнение учителя, роль которого не делится ребенком на частную и профессиональную. Примечательно, что комментарии и поведение педагога «зависит от того, какие отношения с ребенком. Но моя позиция в том, что я говорю — окей, я считаю, что мы все люди, и я как человек, не как учитель, ну и в целом, просто отношусь вот так. И здесь нет, мне кажется, никакой пропаганды» (женщина, 28 лет, учитель литературы, Москва).
3. Получение согласия от родителей: «Родители, прежде чем мы их пускаем в школу, родители должны дать письменное согласие. На то, что с его ребенком будут говорить на такую тему. Конечно, программы этих занятий недоступны родителям, то есть только ребенок, если он вернулся, вечером может рассказать, что с ним именно произошло, о чем говорили. Я пока не готова сказать, насколько это правильно, но получается по факту, что родители или семья не могут контролировать содержание этих предметов. Бывает по-разному. И удивление, и в то же время, может быть, это и правильно, когда тайна какая-то сохраняется с точки зрения ребенка… (женщина, 52 года, учитель обществознания, Ярославская область). В данной цитате речь идет о деятельности школы медико-педагогического воспитания, работающей с подростками по специализированной программе. Примечательно, что письменные согласия получает не проводящая обучение организация, а общеобразовательная школа, выступающая посредником, но являющаяся инициатором такого рода обучения. Кроме того, несмотря на наличие формализованного плана обучения, родители не имеют возможности ознакомиться с тем, что конкретно будет преподаваться и в какой коннотации, и дают свое согласие на обсуждение тем в общем, что подчеркивает защитный характер получения таких согласий. Зафиксирована данная практика и на уровне отдельных учителей биологии: «Я считаю, что с родителями это нужно согласовывать примерно в таком формате: одна страничка А4, которую ты пересылаешь, и говоришь «я хочу поговорить с детьми вот про это, если вы согласны…» (женщина, 28 лет, учитель биологии, Санкт-Петербург).