«Человеческий потенциал» – относительно новое понятие для мейнстрима социально-экономических наук. Для того чтобы понять причины появления этого понятия в современных научных и практических дискуссиях, необходимо определить его соотношение с другим концептом – «человеческого капитала». На протяжении последних десятилетий ключевым термином в дискуссии о факторах развития, связанных с человеком, был именно он – «человеческий капитал» [Асмолов, Гусельцева, 2019]. Человеческий капитал в различных формах включен в теоретические рамки умного (smart growth), устойчивого (sustainable growth) и инклюзивного роста (inclusive growth). Все эти подходы предполагают, что человек является носителем характеристик, ключевых для социально-экономического развития. Для теории человеческого капитала, наряду с показателями демографии и здравоохранения, особое место занимает образование (основной институт формирования человеческого капитала): как показали исследования основателей теории человеческого капитала Г. Бэккера и Т. Шульца на данных первой половины и середины ХХ века, именно рост образованности населения в существенной степени объяснял общие успехи национальных экономик.
Одна из наиболее важных причин, почему сегодня на первый план в дискуссиях постепенно выходит новое понятие, «человеческий потенциал», состоит в том, что XXI век высветил проблемы научных моделей и политических стратегий, основанных на традиционном толковании «человеческого капитала» через призму формального уровня образования, опыта работы, а также общепризнанных в мире показателей качества образования, измеряемых в таких мониторингах, как Programme for International Student Assessment (PISA) или The Programme for the International Assessment of Adult Competencies (PIAAC). В отечественной научной литературе критикуются стратегии развития общества, опирающиеся исключительно на концепции человеческого капитала и сугубо рационального поведения человека [Асмолов, Гусельцева, 2019]. В частности, правомерно отмечается ограниченность представления об образовании как о сфере услуг, а не как об институте развития личности. Однако даже если смотреть сугубо прагматически, то рост охватов послешкольным образованием и даже показатели качества этого образования (в той мере, которой это качество может быть измерено сегодня массовыми инструментами) в недостаточной степени позволяют объяснить наблюдаемые изменения в экономическом росте как на глобальном, так и на национальном уровне [Brynjolfsson et al., 2013; Komatsu et al., 2017]. При этом особенно остро стоит вопрос об отдаче от высшего образования, с учетом его бурного расширения, в том числе для России [Капелюшников, 2021]. На этом фоне в литературе последние годы нарастала критика теории человеческого капитала, в том числе с позиций, требующих отказа от идеи образования как источника развития экономики и признания образования в качестве «права», а не «услуги» [Klees, 2016].
Кроме того, обострился вопрос о новых типах навыков, актуальных для современного мира. Центром дискуссии остается идея о том, что главная цель образования – человек (в соответствии с теорией человеческого капитала). Но представления о необходимых характеристиках человека, обсуждаемые в поле практической политики, пересматриваются. Утверждается, что представления, заложенные в теории человеческого капитала, оказываются недостаточно эффективными для описания взаимодействий между рынком труда и образованием [Marginson, 2019]. Исследователи сходятся в мысли о том, что в современном мире отдача на рынке труда формируется не только «традиционными» составляющими человеческого капитала (когнитивные, профессиональные навыки), но и сложно фиксируемыми личностными чертами человека, позволяющими ему быть успешным в конкретно-исторической реальности. Эти характеристики частично операционализируются в рамках теории человеческого капитала (включая дискуссии, инициированные Дж. Хекманом и др. [Kautz et al., 2014]), но, тем не менее, пока не подвергаются массовой эмпирической проверке и, соответственно, не включаются в основную дискуссию о составных элементах человеческого капитала.
Для социологического взгляда на проблематику факторов социально-экономического развития традиционно характерен фокус на структурных контекстах, определяющих как индивидуальные образовательные и трудовые стратегии, так и динамику развития самого рынка труда. Однако тенденции XXI века свидетельствуют о глобальном процессе деструктурации – то есть росте неустойчивости социальных структур и институтов, усилившемся после начала мировой пандемии COVID-19. Это проявляется не только в снижении доверия к ним, но и в объективном снижении их регулирующего воздействия на индивида [Сорокин, Фрумин, 2020]. На фоне кризиса нестабильности происходит снижение темпов экономического роста, что повышает риски социальной напряженности, в частности в связи с переходом в дистанционный формат работы и обучения [Meyer, 2019; Сорокин, Фрумин, 2020].
Постепенно формирующаяся концепция «человеческого потенциала» предполагает более широкую структуру и более широкий состав компонентов по сравнению с моделью человеческого капитала, что делает ее важной площадкой для определения путей преодоления кризисных тенденций. Кроме того, человеческий потенциал предполагает иной, более широкий характер эффектов. Наконец, еще одно важное направление развития концепции «человеческого потенциала», заданное работами А. Г. Асмолова и коллег [Асмолов, Гусельцева, 2019], характеризуется движением к преадаптивной модели человеческого потенциала с опорой на принципы поддержки разнообразия, ценностей индивидуальности (а не технократизма), приоритетность категорий достоинства (а не полезности) человека, качество его повседневной жизни.
Эта работа является одним из первых шагов в попытке смягчить противоречие между «человеком» как средством и как целью, которое справедливо отмечается в литературе [Асмолов, Гусельцева, 2019]. Согласно предлагаемому в настоящей работе подходу, опирающемуся на современные социологические дискуссии о «структуре-действии» («structure-agency»), «человеческий потенциал» включает все характеристики, которые ранее рассматривались как компоненты «человеческого капитала», но ими не ограничивается. В дополнение понятие «человеческий потенциал» вбирает в себя и другие «стратегические активы» человека, которые:
во‑первых, не являются «капиталом», ценным на рынке труда, сегодня, но могут стать им завтра (например, с изменением спроса);
во‑вторых, важны не только для производства, но и для потребления (например, так называемого креативного потребления, которое становится все более важным видом экономической активности);
в‑третьих, позволяют не только реагировать на существующие институциональные условия, подстраиваясь под них, но и проактивно сознательно менять среду, в том числе создавая новые рынки и ниши для приложения своих умений.
Современным трактовкам понятия «человеческий капитал» обозначенные «активы» не противоречат, однако в соответствующей литературе они получают ограниченное внимание. В этой связи рассмотренные векторы концептуализации «человека» в современном мире обосновывают переход от «человеческого капитала» (как более узкого понятия) к «человеческому потенциалу» (как понятию более широкому, однако не получившему пока достаточной проработки), включая ревизию уже существующих эмпирических результатов, трактовок и теоретических моделей, представленных в научной литературе.
В частности, к таким активам можно отнести выделенные Джеймсом Хекманом характеристики личности, или «некогнитивные навыки», которые ряд авторов рассматривает как часть человеческого капитала, но которые в концептуальном плане занимают периферийные позиции и пока не учтены в основных эконометрических моделях [Cunha et al., 2010]. Ценности и мотивация также являются важной областью, которая практически не исследуется в рамке человеческого капитала. Сюда же можно отнести так называемую «(трансформирующую) агентность» [Сорокин, 2021], которая предполагает способность человека к независимому действию и проактивной трансформации окружающей социальной среды [Кузьминов и др., 2019], и для понимания которой вклад социологического концептуального аппарата может быть особенно ценен. Вместе с тем, «агентность» как компонент человеческого потенциала пересекается с идеей о «предпринимательском элементе» человеческого капитала, который был сформулирован Т. Шульцем в 1970‑е гг., но до сих пор практически не используется в практиках оценки качества образования и, по сути, игнорируется в дискуссии о человеческом капитале как факторе социально-экономического развития.
Цель настоящей работы – на основе библиометрического анализа критически проанализировать современные дискуссии в мировой литературе, связанные с понятием «человеческого потенциала» («human potential») (а также смежными понятиями), предложить их обобщение с учетом таких аспектов, как содержание, механизмы и эффекты человеческого потенциала.